14 августа 1959 года
В этот день ровно 50 лет назад ночью на неосвещенной дороге под Зеленогорском разбился мотоциклист. Он был без шлема: то ли в то время шлем был необязателен по правилам, то ли не носил — неизвестно. Говорили, что в темноте был шлагбаум без огней. Или вылетел с дороги… Мотоциклиста звали Юра, Юрочка, Юрий Павлович Гуревич. Через четыре месяца ему должно было быть 24 года. Это был мой дядя, папин старший брат. Прошло полвека, но и сегодня отсвет этой трагедии не исчерпан полностью.
Юра родился в 1935 году. Невероятно красивый, долгожданный ребенок у не очень уже молодых родителей. Первый сын. Первый во всем: красавец — блондин с огромными ресницами, спортсмен (разрядник-легкоатлет), закончивший школу с золотой медалью, а институт с красным дипломом, Заправский охотник. Любимец абсолютно всех, с кем он общался. Эталон для младшего брата во всем: в юношестве три года — огромный срок. И такая дурацкая, нелепая смерть...
Мама не была на похоронах, ей сразу не смогли сказать, она узнала только через два месяца. Как-то ушла в себя и полностью не восстановилась до конца жизни. В семье, до этого дружной и крепкой, перенесшей войну и эвакуацию, навсегда перестали улыбаться. Младший брат принял на себя груз — с того времени родители, особенно мама, стали превыше всего на свете. «Как Юра» навсегда стало высшей планкой, теперь надо было жить за двоих.
На Преображенском (Еврейском) кладбище Юре поставили белый памятник и под фотографией написали «Юрочка Гуревич». И ничего более: у евреев не принято писать много на могилах. Потом под этой надписью припишут имена родителей.
Меня, родившегося через шестнадцать лет после трагедии, назвали в честь Юры. Папа даже хотел, чтобы дни рождения совпадали, но я «не досидел» двух недель до 18 декабря. И во всем — в моем детстве, в моих успехах, а чаще неудачах — он видел брата, и ему было больно, что не так, не так... Потому что я был другой, живой, а Юра со временем превратился в светлый миф. Всегда, когда папа вспоминал о Юре, его глаза становились ярче и немного намокали.
В семейном архиве остались фотографии.
Через семь лет, в 66-м рядом с Юрой лег его папа, в 74-м — мама. Младший брат остался один, с памятью о семье, окруженный портретами. Все, что было связано с ними, для него на всю жизнь стало каким-то надмирным, правильным, чего в реальности уже не найти. И по чему он очень тосковал. В январе 2009 сын Волик вернулся к своим — брату, папе и маме.
На кладбище, внутри большой ограды стоял огромный белый мрамор, но за полвека золото надписи облезло, камень очень погрязнел и позеленел. Рядом с ним, на могиле Павла Леонидовича, стояла металлическая стелла, на вершине которой была когда-то пятиконечная звезда, но она со временем отломалась (судостроительный завод в свое время поставил памятник). Смотрелось все это очень плохо.
В мае этого года я убрал все, что было, заказал и установил новый камень. Теперь они снова вместе. Семья воссоединилась.
Верующим людям легче думать об ушедших. Если бы я верил в загробную жизнь, то мог бы представить, как они там вчетвером. Папа сухо и покровительственно слушает рассказы сыновей: Юрины — про молодую жену, про будущую работу, про мотоцикл; Волика — про корабли, которые он будет всю жизнь проектировать, про дом, что в Токсово построен на месте старого, про двух жен, про дочь Иру и сына (меня) — конечно же, непутевых, но своих и любимых. А мама на них смотрит и думает о чем-то своем. Так они разговаривают вечно и счастливы. Потому что вместе. Теперь уже навсегда.
14 августа 2009 года
