Вчера, думается мне, я сдал последний экзамен в жизни. Кандидатский. Под экзаменом здесь я понимаю это слово в самом что ни на есть прямом значении — в учебном. Сколько их было? Посчитать даже забавно. Школа: пара-тройка в средней школе (пусть будет 3), 9-10-11 класс (4+3+5). Итого: уже 15 штук. Институт: каждый курс по 8-10 штук = 40-50 (не принимаются во внимание всякие дифзачеты, которые были подчас покруче самих экзаменов). Аспирантура: поступление (3) + кандминимум (4) = 7 штук. Итого: где-то в районе 70 штук.

Это больше чем два месяца жизни (если сдавать каждый день), потраченных только на подтверждение разным дядям и тетям своих эфемерно наличествующих знаний. Это сколько же нервов потрачено, сколько ночей не поспато, сколько, в общем-то, неплохих по своей сути людей обматерено самыми черными словами?

Но тут вопрос — не сколько сдано, а именно как. Естественно, что всегда знать все просто невозможно, поэтому периодически (со временем периодичность росла) приходится играть в игру «кто кого»: либо я представлю свой знаниевое «складбище» в лучшем, чем есть, виде, либо меня раскусят. У каждого студента таких историй просто ворох, со временем это воспринимается преимущественно как прикол, но есть среди них истинные перлы.

Какое-то количество таковых — вашему вниманию. Сколько вспомнится.

Художник Кинчев

Поступление в институт. Английский язык. Перед самым входом в аудиторию, где сдается экзамен, увидел абитуриентку, обложенную тетрадками и листиками. Мой вопрос «Что читаем?» встречает непонимание:

Как что? Темы, конечно.
А их разве давали?
А как же, на консультации, ровно неделю назад.

Хммм, естессно, впервые слышим о какой-либо консультации. Ладно, идем на прорыв. Вхожу, получаю тему: «My favorite artist». Тот раз, когда меня спасло то, что я не понял тему. Слова не знал, что «artist» по-английски означает «художник». Осознал бы, что про художника, было бы сложнее. Но я рассуждал иначе: «art» — искусство, значит «artist» — это человек искусства. Ладно, сажусь отвечать. «To my opinion, rock-music — it`s the real modern art, that`s why I want to tell you about the creative works of Konstantin Kinchev...» Лицо тети-препода заметно вытянулось, она, видать, никогда не слышала такого художника, как KK. Но потом все вошло в колею, сама-то тема ей была не так важна, а говорил я вполне сносно. Пять поставили. Так, на «художнике Кинчеве», эту сциллохарибду проехали.

Яблоко раздора

Первый курс. Античная литература. Вопрос преподавателя:

Какой плод в ветхозаветном мифе о сотворении мира попробовала Ева?
Как какой? Естественно, яблоко раздора.
Спасибо, достаточно.

Женский фан-клуб

Первый курс, «Введение в языкознание». Это экзамен знаковый — если ты его сдаешь, значит, наконец-таки стал полноценным студентом. А до этого — как бы новобранец филфака, еще не прошедший присягу. Сдать языкознание с первого раза — необычайная удача. Бывали прецеденты по 21 (!!!) пересдаче — абсолютный и непревзойденный рекорд (слава богу, не в моем исполнении). Выходим из окопа: естественно, с первого раза была двойка. Хотя и я сумел на первой парте развернуть скрижаль размером с лист ватмана, но в ней, к сожалению, ничего не понял. Потом как-то страшновато стало — так и вылететь недолго. Переэкзаменовка назначена на послезавтра. Следующие мои действия были таковы: я пошел домой и сел заниматься. Учился вечер, ночь, следующий день, ночь. С утра надо идти на экзамен. «Сова, ты какая птица — ночная или дневная? Я — никакая!» Спать уже не хочется совсем, ломает страшно, кусок в горло не лезет, хотя голод жутчайший, курится безостановочно. Но при этом все-таки еще живой... как бы. Прихожу в институт и тут... башка совсем отключается — ну ничего не помню. А надо идти сдавать. Знакомых много, даже слишком, кроме того, институт девичий — 2 парня в группе на 26 отроковиц. В результате с 10 утра до 5 вечера 8 попутно найденных оных неустанно писали шпоры на 42 билета, иначе «наш Юрик сегодня ничего не сдаст». Вошел я в экзаменационную аудиторию ровно в 17.00 самым последним. Весь народ, который в течение дня наблюдал гонку по написанию шпор и созерцал меня, устремившего взгляд в одну точку, находящуюся явно вне этого мироздания, аккумулируется вокруг аудитории. Человек 40 набивается. Хожу я очень странно — как тяжелоармированный латник на ристалище: во всех интимных и не очень местах запакованы разноформатные шпоры, если наклонюсь — оглушительно зашуршу. Получаю какой-то билет, кажется, роль учения В. Гумбольдта. Успешно вынимаю из сусеков все требующееся. Приходит время сдавать. «Три дороги на моем пути, три дороги — что там впереди...», то есть можно идти к любому из трех преподов. Один — тетя хорошая, я на нее и рассчитывал, вторая — которая мне позавчера два поставила, так что здесь вопрос профессиональной гордости («Ну невозможно выучить мой предмет за два дня!») — тут тоже все глухо, третья — декан, как раз и славящаяся упомянутой 21 пересдачей. А так как я последний, то выбирать не мне, выбирают как раз меня. И понравился я, видать, сильно декану. Глава переживающей девы в дверной щели исчезает и сорок голосов издают вздох отчаяния: «Ну все, трындец». Я о чем-то говорю, мне задают какие-то вопросы, я даже на что-то отвечаю, потом инициативу берет на себя декан и 45 (!!!) минут мне рассказывает про вульгарную латынь. За дверью понимают, что это финита, но не расходятся до окончания всей марлезонщины. Наконец-то все завершается, я подхожу с зачеткой к исходящему сарказмом («Выкрутились, Ээльмаа?») преподавателю. Опять в двери появляется вездесущая голова, и я из-под стола вытягиваю три пальца. Улыбка накидывается на уши, издает «хи-хи», исчезает, и через секунду те же 40 человек исторгают истерический вопль неуемной радости. Три препода вздрагивают от неожиданности:

Что это???
А, это так, мой женский фан-клуб.
Хммм...

Я, не сгибаясь, иду к двери, а за ней под громкие крики и поздравления расшвыриваю в пролет лестницы свои бумажные латы. Просто карнавал в Рио: песни-пляски с гуканьем-песнями, конфетти из шпор. И тут под дождь этого маскарада... выходят все преподы. Пола не видно из-за макулатуры, они гордо шествуют по барханам из лингвистической документации и тают в табачном тумане. Немая сцена.

Гэ Кавальк

Первый курс. Литература Средних веков и эпохи Возрождения. Знаю только эпосы и скандинавские саги. Ясно, что это не выпадает, получаю какую-то незнаемую флорентийскую «Школу сладостного стиля». И был там в Италии XV века какой-то знатный пиит по имени Гвидо Кавальканти. Но узнал его имя я потом, а во время экзамена... В общем, отдали мне шпору, в которой значился весьма странный поэт «Г. Кавальк». Ну откуда мне знать, что это написано для людей, которые не обнаглели настолько, что даже учебник не открыли. «Кавальк» — это для нормальных студентов сокращение, для одного же меня — полное ФИО. Сажусь отвечать и с видом специалиста рассуждаю о новом для профессора, судя по его лицу, поэте «Г. Кавальке». Все рассказал, выставил его просто поэтическим реформатором, таким, что Данте может отдыхать.

Понятно. Скажите, как-как звали поэта?
Я же сказал: Г. Кавальк. Г. Кавальк.

Профессор кричал так, что… естественно, меня отправили в места не столь отдаленные, т. е. на пересдачу.

Желтая такая книга...

Второй курс. Русская литература XVIII века. Вы ее читали? Это разные Кантемиры, Ломоносовы, Сумароковы, Фонвизины и прочие Херасковы. Можно, конечно, и в этом найти удовольствие, но почему-то людей, находящих его, как-то немного. Не к их числу принадлежал и я, т. е. готов был к экзамену несколько не основательно (мягко говоря). Принимает экзамен легендарный профессор Западов, львиную долю жизни занимавшийся радищевским «Путешествием из Петербурга в Москву». Прихожу на экзамен, вытаскиваю билет и получаю... да-да, именно Александра Николаевича собственной персоной. Упс, ладно, будем прорываться.

И тут двери распахиваются и входят два аспиранта — группа большая, профессору тяжело всех принять — вот и отрядили для повышения квалификации молодых. Над студентами поизмываться. Естественно, мой выбор пал именно на этих двоих — миловидных юношу и девушку. Я понимаю, что моя психологическая позиция значительно более выигрышна, нежели у них: я — полноправный студент, а они явно должны неуютно себя чувствовать в роли преподавателей, принимающих экзамен. Хммм, на этом можно сыграть.

Я сажусь отвечать и... утираю пот со лба, нервно переплетаю руки, закатываю глаза — в общем, представляю собой запуганное существо в состоянии крайнего стресса.

Такую-то работу читали?
Читал. Но сейчас не помню.
А вот такую?
Естественно. О чем она? Не могу вспомнить. Желтая такая книга...

И все идет примерно на таком уровне: все прочел, ничего не помню, отпустите меня на волю, люди добрые, я хороший и обязательно исправлюсь, но потом. В итоге «четверка» на фоне подавляющего большинства «троек». Ненависть девиц-одногруппниц клокочет праведной волной.

Знатный мужик Римэ

Третий курс. Письменный экзамен по зарубежной литературе. Все пишут, я спокойно дописываю третий лист про «Гимны ночи» Новалиса, и тут меня окликает сзади сидящая девушка. Весь ее облик не сильно обезображен ориентацией в зарубежке, поэтому иногда она задает «несколько странные» вопросы. Но в этот раз просто превосходит самое себя.

Кто такой Римэ?
Не знаю, герой, наверное, какой-то.
А сперма тут при чем?
???????????????????????????????????
Какая сперма?!?!?
Ну вот тут прямо написано (показывает на список литературы в тетради): произведение без автора «Про сперму Римэ». И еще «Матеуш Фальконе».

Гробовую экзаменационную тишину разрывает мой истерический вопль. Сперва я начинаю клониться, потом, не в силах удержаться, выбегаю за дверь аудитории. Пытаюсь закрыть рот, но хохот не сдержать никакими силами. Знатный был мужик Риме, если даже про его сперму целую книжку написали! А настоящий Проспер в могиле раз двести перевернулся. К слову, через год эта же особа открыла новый роман Томаса Манна «Будден-брокер». Большая книжка, видать, пародия на драйзерского «Финансиста», только здесь о нелегкой судьбине брокера фондовой биржи!

Боксерский поединок

Педагогическая практика на четвертом курсе. Февраль 97-го, мой первый вход в класс. Ни в какую школу я на тот момент идти не собирался и поначалу к практике отнесся более чем прохладно. Тем более, что слышал о необходимости заполнять кучу бумажек, писать море конспектов уроков... в общем, все это не особо вдохновляло. Идти к маленьким (т. е. в среднюю школу) мне не хотелось, поэтому я все-таки напросился на 10 класс. Тема: «Лужин и Свидригайлов — двойники Родиона Раскольникова». Ладно.

Сперва посидел на задней парте пару уроков и пришел к заключению, что это очень страшно — вот так выйти перед классом, начать о чем-то говорить, что-то спрашивать. В результате мы с женой 3 вечера готовили этот урок: я накидывал вопросы, а она их распределяла по порядку. Я даже перед зеркалом репетировал.

И вот час Х настал. Дети сидят, на задней парте методист институтский, штатная учительница этого класса и жена Катя. Последняя, естественно, наизусть этот урок знает — от первого вопроса до подведения итогов. Я выхожу на подиум и… задаю предпоследний вопрос, к ответу на который я должен прийти минут через 35. Как вспоминает жена, «в этот момент я поняла, что это полный крах», опустила голову на руки и на минуту отключилась. Когда она вновь стала вслушиваться, то с удивлением увидела, что я каким-то хитрым маневром вошел в планировавшуюся колею урока и все идет более или менее.

Но не все так просто. Класс оказался мало того, что десятым, так еще и гуманитарным. И он меня начал забивать. Я выдвигаю какое-то положение, а они мне: «Постойте-ка, а вот NNN писал по-другому». Или: «А как же тогда статья XXX, написанная YYY?» В общем, завалили они меня по полной программе на моей же территории. Забавно, что сидящим сзади урок как раз понравился, они отзывались весьма благожелательно. Но душа моя алкала мести, а гордость жаждала реванша. Поэтому в следующий раз я уже начал урок значительно лучше подготовившимся и с чувством боксера, выходящего на серьезный поединок. И выиграл. Думаю, если бы тогда все прошло тихо и гладко, может, мне бы такое занятие, как ведение уроков, и не сильно бы понравилось. А так — и литературу читаешь, и с детьми общаешься, и адреналина много. После практики (ее оценили в пять баллов) осенью того же года я пошел в школу на постоянную работу.

Вот и все, пожалуй. Можно еще долго вспоминать какие-то забавности, но стоит ли? Вообще обучение в институте — вещь довольно специфическая. Все, чему он может научить — это методам твоего дальнейшего самостоятельного развития. Сумма знаний — не суть важно какая, главное, умеешь ли ты сам дальше учиться и работать. Так что все разговоры относительно хорошо / плохо учившегося человека — это от лукавого. Жизнь, как говорится, покажет и все по своим местам расставит.

P. S. Если возвращаться к началу разговора, то сданный недавно последний экзамен последним будет вряд ли. С одной стороны, меня еще обязательно куда-нибудь занесет поучиться, а с другой... в современной жизни ведь каждый день экзамен, нередко похлеще кандидатского. За него не ставят оценки, и он не пересдается. И вот его надо во что бы то ни стало сдать хорошо. Так что «и вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди...»

28 ноября 2002 года