Вчера — 19 октября — не успел написать, а подумать успел.

Лицей — наша национальная мифология. «Друзья, прекрасен наш союз...» / «Святому братству верен я...», «Дай руку, Дельвиг! Что ты спишь...» у всех записано на подкорку. И детей в школе учат, что это были самые светлые дни в жизни АСП. Что потом декабристы, ссылки и прочее, что радости не приносило, поэтому все свои 36 лет он ностальгировал по Лицею.

Но вопрос не биографии Пушкина, а самого Царскосельского лицея как организационной и педагогической конструкции. Если вчитаться, то как-то с сегодняшней точки зрения история оказывается не такой причесанной.

Идея Лицея

Как известно, инициатива была от самого императора, но цесаревичи Николай и Михаил там учиться не стали. Идеи Сперанского (подготовка просвещенных управленцев страны) была свернута через 12 лет, когда Лицей переподчинили военному ведомству (Пушкин к этому времени, конечно, Лицей уже закончил). Все знают, что «педагогической инноватикой» для того времени был запрет на телесные наказания.

Директора

Интересно проследить их череду и образы. Малиновский — философ, публицист, сегодня мы бы его назвали политологом, человек был гуманитарно одаренный и образованный, друг лицеистов, но вряд ли сильный администратор. Человек порядочный и идеалистический: вряд ли бы иначе одна из его дочерей Анна последовала бы за своим мужем-декабристом в Сибирь. «Правил» 3 года.

Следом за ним — немец Гауеншильд. Был директором всего 2 года (до 1816-го), педагог, переводчик Карамзина, позже эмигрировавший из России. Лицеисты его открыто не любили. Вряд ли для него Лицей был значимым периодом жизни.

Затем наступил действительно золотой век Лицея — под руководством Егора Антоновича Энгельгардта.

Ну а дальше все грустно. Ф. Г. Гольтгоер (1824-1840): понятно, чье правление и какое время наступило в стране. При нем, кстати, телесные наказания в Лицей вернулись, явно был страстный радетель национальных скреп. И последним директором был Д. Б. Броневский — хоть и военный, но персонаж поприличнее. В 1853 Лицей был переведен в Петербург, но это уже другая история.

Педагоги

Почему-то всегда вспоминают только первый педагогический состав Лицея, набранный при открытии. И там имена Куницына, Галича, Кошанского. Кто работал в нем в 30-е годы — пишется реже, но про атмосферу нового времени отлично говорят воспоминания Салтыкова-Щедрина, тоже лицеиста, но уже 1838-1844 гг. (скрин с сайта culture.ru):

Выпускники

Мы все прекрасно знаем «звездный» пушкинский выпуск. Список последующих выпускников читать поскучнее, хотя и среди них случились крайне достойные люди. К сожалению, по большей части военные, писателей поменьше.

---

Так, если посмотреть на Лицей как на феномен, то модель, которая была продуктивной и передовой и впоследствии стала легендой — это 1811-1823 годы. А потом муштра, реакция, формализм, при этом, что характерно, с последующей сакрализацией пушкинского времени, с отмечанием 19 октября. Реакция с построением мифа о золотом веке. Все это сильно напоминает вторую серию захаровского фильма «Тот самый Мюнхгаузен».

Зачем про это писать? И про что день 19 октября? Это день свободной школы в здоровой стране (или той, что хочет быть здоровой). Корчак писал, что школа находится не на Луне, подчеркивая, что она есть не подготовка к жизни, а сама жизнь. Надо было бы добавить: она еще обязательно находится в стране и является ее отражением. Так что 19 октября — это не только ностальгия по настоящей школе, но и по условиям, в которых она может быть. Наша история показывает, что может быть очень недолго. Так что с праздником школы-утопии, по которой мы все тоскуем!

P.S. Как-то в диалоге о школе 90-х годов ХХ века Александр Григорьевич Асмолов мне сказал, что если бы не социальные катаклизмы того времени, никто бы не дал школе той свободы, которые она тогда получила. Когда государство занято чем-то своим и не успевает заниматься школой, последняя тихо, но ярко расцветает. А чуть накатит стабильность — опять... советников по воспитанию готовить начинают.