Понимая, что мне не хватит сил говорить от себя, ночью накануне дня похорон я написал этот текст.

Когда к сегодняшнему дню я отбирал фотографии, я обнаружил, что дело это непростое. И не потому, что мало хороших кадров. Но хотелось найти портреты, а в большинстве попадались групповые фото. Их намного больше — тех, где она не одна: с родными, друзьями. Потому что ее главной ценностью были люди — те, кто сейчас здесь, те, кто уже ушел, кто жив, но не в силах прийти. С Олей они дружили около 70 лет. С Лизой — 60. С коллегами, с детьми родительских друзей, потом с моими друзьями — со всеми это были отношения на десятилетия.

Я что-то знаю про родителей Таты — Самуила Ионыча и Елену Борисовну, а также про ее няню Нюшу, которая прожила бок о бок с ней всю жизнь. Я понимаю, что она была родом из большой любви и правильной жизни, где в доме было много книг, где ходили в филармонию, а вокруг были умные и настоящие люди. Где семья собиралась за столом и где родители любили всегда — полностью и безусловно. Всю жизнь Тата стремилась продлить этот правильно устроенный еще родителями мир.

На большинстве фотографий она улыбается и смеётся. Но у этих улыбок и смеха была очень большая, непомерная цена: физическая боль, сопровождавшая с детства и всю жизнь, отсутствие своей семьи. Но никогда никаких жалоб, всегда готовность помочь другим, а себе оставить чуть-чуть. И очень большая любовь к жизни, в которой есть дом. Куда всегда приходят родные люди. А в холодильнике стоит открытая банка маринованных огурцов с вкусным рассолом.

Я родился, когда ей было 40 лет. Как люди разных поколений, мы не всегда совпадали в эстетике: фильмах, книжках, музыке — в последней особенно. Но она меня научила тому, что зовётся этикой: что небо сверху, а земля снизу, что главная ценность — люди и отношения с ними, что деньги не главное, что работать надо всегда. И даже что материться можно, если умеешь делать это красиво. И что немногое сравнится с разговором за кофе и сигаретой на кухне с всегда розовыми стенами, на которых висит много тарелок. И что бы ни случилось и как бы тяжело ни было — надо взять себя в руки, встать и идти дальше. И улыбаться, и радоваться, что идешь. Даже если у тебя немного подхрамывающая походка маленькой стальной женщины.

Меня она любила всегда — со дня, когда вместе с родителями принесла из роддома. Любила всегда, любого, черт знает что натворившего, куда-то уехавшего или неделю не позвонившего. Любила полностью и безусловно. Может, это главное и самое большое, что от нее я узнал про жизнь: любить детей можно только так.

Мне повезло: у меня было две мамы. Теперь осталась одна. Чувствовать себя наполовину сиротой, без Таты, очень страшно.

5 марта 2024 года

Родной Вовка, тебе сегодня одиннадцать. Каждый год, с твоим взрослением, мне хочется желать тебе разного. Пусть в этом году будут два пожелания.

Во-первых, я желаю тебе людей. Многих и разных. О которых ты сможешь думать, кем восхищаться, с кем дружить и ругаться. Тех, кого ты назовешь своими, и тех, о ком сам поймёшь, что с ними не по пути. Люди вокруг — это те, кто тебе поможет, с кем можно делать что-то большое, с кем можно чувствовать себя счастливым. И чтобы этот круг у тебя все расширялся.

Во-вторых, я желаю тебе пробовать то, что раньше не пробовал, или что прежде не получалось. И не бояться это делать. То, что страшно, можно назвать приключением, и тогда оно станет интересным. Я хочу, чтобы ты много пробовал. И я тебя всегда в этом поддержу.

А с остальным мы всегда вместе справимся. С двумя единичками! Папа.

P.S. Ну мы и попробовали.

А потом вылезли из пучины и дали звездное интервью камера-мэну.

23 мая 2023 года

Давно и страстно я люблю учебник «Окружающего мира» для начальной школы, конкретнее, для 4 класса. Там излагаются, в частности, фрагменты русской истории, которые в следующих классах будут изучаться подробнее. По-умному это называется концентрической моделью изучения, но вопрос не в этом.

Учебники пишут взрослые. И им кто-то рассказал, что учебник должен быть интересным и увлекательным для ребенка, нужны какие-то кунштюки, которые бы ученика заинтересовали. Но взрослые эти сами ребенками были давно, причем детство их прошло явно неблагополучно, потому как они настолько сильно постарались забыть тот период, что диву даешься.

(Да-да, это именно те могущественные диссеминирующе-ориентированные методисты, которые на серьезных щах обсуждают продуктивное внедрение элементов геймификации в учебный процесс для повышения уровня мотивации к обучению подростков такого-то возраста, но не могут назвать ни одной игры на планшете за последние 10 лет. Это вот те самые они!)

Автору кто-то рассказал, что ребенку станет интереснее и его мотивация вырастет до небес, коли у него будет в учебнике «дружок». Такая девочка Маруся — умница с книжками аля-крупская или мальчонка Васек — в шортиках и с вихрастой прической. Это по всем статьям и с любой стороны полная ахинея, но наш методист-автор верит. Так в учебнике по «Окружающему миру» появляется сорванец и вольтерьянец вольнодумец Сережа с незастегнутым воротником. Что же нам предлагает узнать Сережа?

Вот представьте, есть такой мальчик в классе, и он нам что-то предлагает? Что — анекдот рассказать? Или с урока свалить? Или про друга своего поведать? Или фильм пересказать, который он вчера с родителями посмотрел? Или игрой новой похвастаться? Что еще реальные дети могут предложить друг другу?

Нет, он предлагает УЗНАТЬ ПО СХЕМАМ ГОРОДА! Вот прямо так на перемене подходит к Пете-Оле-Маше-Вите и «предлагает»:

— Привет, ребята! Смотрите, что у меня есть интересного! Две схемы, я сам нарисовал. Хочу предложить вам по схемам отгадать города. Как думаете, какие? Почему Буэнос-Айрес и Антананариву? Нет, наши, русские. Но древние. Так мы сразу поймем, кто Алевтину Парафиновну внимательно слушал на уроке, а кто лоботрясничал и вообще нерадивый ученик и скоро попадет на карандаш к завучу! А, ребята, айда! Смотрите, угадывайте. А когда угадаете — вот вам карандаши — подпишите НАЗВАНИЯ ГЛАВНЫХ АРХИТЕКТУРНЫХ СООРУЖЕНИЙ И РЕК. Ну?

Как вы думаете, что ему ответят одноклассники? Мой вариант:

— Серёжа, ты совсем дебил?

Был бы школьником, я бы в силу врожденного человеколюбия еще бы поджопник Сергуне прописал. Чтобы он своими карандашами на другом подоконнике города обводил.

Заинтересуются такими заданиями сферические дети в вакууме. Потому что задание по сути своей репродуктивное, а значит неинтересное.

И вот такой методической и низкопробной, детско-симуляционной хренотени — полный учебник.

Что говорите, детям учиться неинтересно? А вы больше города серёжами рисуйте.

16 марта 2023 года

По просьбе коллег оформил в Википедии статью, посвященную Терезе Георгиевне Браже — известному филологу, методисту, педагогу.

Меня лично ТГ не учила, но ее книги я читал в институте и аспирантуре. Помню, она присутствовала в 2004-м на моей защите, даже помню с ее стороны ряд критических замечаний:)

За материалы спасибо моему институтскому преподавателю и коллеге Наталье Михайловне Свириной.

Раньше статьи не было, а теперь есть. И это хорошо, такие люди в ВП должны быть.

/если посчитаете значимым чем-то дополнить статью — пишите в комментах/

14 января 2023 года

Сеть по обыкновению пестрит итогами года — кто чему научился, кто где работать стал, кто где оказался — по своему желанию, но чаще по ситуации. И кто на что надеется в грядущем году в этом мире. Мне нечего здесь писать, потому что никакого мира я не вижу.

В этом году — преимущественно во второй его половине — я много времени провел один — думая, вспоминая, возвращаясь к давно забытому, оглядываясь вокруг. Я бы мог назвать это временем сосредоточения и погружения в себя. Оказавшись вне привычного за много лет окружения, ты черпаешь нужное в себе — столько, сколько в тебе есть. Когда как-то спросили у Владимира Владимировича (я имею в виду Набокова), не испытывает ли он ностальгии по родине, он ответил: «Всю русскую литературу я увез с собой». И думаешь, что хорошо, что тебе не пустые 17 и не 27, а все 47, когда есть, что внутри себя увозить, что в себе находить и черпать для жизни в настоящем.

В этом году я очень благодарен Ютьюбу. Почти каждый день можешь смотреть и слышать людей одной крови с тобой и понимать, что сейчас ТАК многим. И их мысли, реакции на происходящее такие же, как твои. И оттого не впадаешь в крейзу.

Я благодарен парку (он на фото), в котором я вечерами практически каждый день хожу по одному и тому же кругу — там фонари, чистые дорожки, рядом песочное взморье, поодаль кусок соснового леса и два кофейных автомата: так странно в час ночи бросить монетку в пустом парке и в белый стаканчик нашуршит вполне хороший кофе, который можно употребить на стоящей рядом скамейке под сигаретку… И по вотсаппу можно долго говорить с хорошими людьми, которые где-то там…

Я много слушал музыки и она, как книжки, тебе помогает улыбаться — ранняя «Алиса», Летов, Щербаков, Духовской, Фахртдинов, F.P.G. с «Порнофильмами» и разный блюз.

Какое-то время казалось, что меньше улыбаешься, потому что внутренне стареешь. А потом понял, что происходит ровно наоборот. Молодеешь. В детстве мир был черно-белый: эти хорошие, а те плохие, тут наши, а те — не наши. Такая себе «Зарница». Затем много лет все учило меня искать градиент, смотреть многослойно, не на первый взгляд, а многоцветно. 2022 год вернул эту «молодость» — как у Высоцкого: «и людей будем долго делить на своих и врагов». Мысль о том, что в будущем предстоит понять, простить и примириться стала невозможной. И с этим надо будет жить и собирать новый мир.

Вчера в последнем в этом году эфире Д. Быков сказал:

«Этот год был ужасен тем, что рухнули стены, защищавшие нас от ледяного ветра. Этот год был прекрасен тем, что мы научились на ледяном ветру хранить свой огонь. Может быть хуже, страшнее не будет, потому что масштаб открытия оказался огромен. Случиться с нами может все, что угодно. А сделать с нами можно только то, что мы позволим».

Добавить мне нечего. Только осталось в 12 часов поставить стилизацию под выступление президента. Его и посмотрим.

Лучшее стихотворение, которое я прочитал в этом году. Автор: Сергей Фокин.

Я служил
в одуванчиковых войсках
и прошёл там
серьёзную подготовку:
будучи новобранцами,
мы уже
головой
пробивали асфальт.

И потом
в ярко-жёлтой форме
не сидели
в оранжереях,
а плацдармы
дворов и улиц
были нашей
передовой.

Нас косили
и нас топтали,
нас для игр своих
рвали дети,
но я знаю,
что мы ни разу
не обидели
никого.

Улыбаясь
мы шли в атаку,
брали в плен
города и сёла,
их расцвечивая
весёлым,
добрым светом
весенних звёзд…

Я служил
в одуванчиковых войсках.
Служба кончилась —
здравствуй, дембель!
Серебристым
волшебным пухом
я по ветру
лечу домой.

Я довольно рано понял, что мир сложен. Что любое «нравится» имеет рациональную сторону, а настоящая вещь должна быть красивой и доброй. Я всегда был окружен сомневающимися людьми, для которых одномерность и однозначность были признаками пошлости.

Еще я читал книжки. А там герои лежали на диване, на поле под дубом, думали о мировом господстве в каморке (похожей на гроб) — и это были взрослые книги. А те, кто погружался в «Наутилусе», со щитом «Desdichado» вызывал на бой рыцарей-храмовников или взрывал паровые машины и таскал ребенка на крышу — те, кто действовал, — были героями детских несерьезных книжек.

В институте и после меня окружали люди текстов, смыслов, идей, огромных контекстов, сложных вопросов. Важно было написание переусложненных стихов, разговоры до утра без какой-либо бутылки (Хайдеггер, Камю и Сартр пьянили сильнее). И по-братски сосуществовали Щербаков и Летов. И было стыдно, когда по своей неграмотности ты в кругу других спешил что-высказать, но ловил улыбчивые и долгие взгляды людей, как бы говоривших: это понятно и на поверхности, а учел ли ты …, подумал ли о… не забыл ли… как тогда быть с…

Весь этот внутренний рост привел к умению рефлексировать, к брезгливости в отношении простых решений, а потом… даже к нерешительности и медлительности в действии. И в ситуациях, когда нужно было принимать решения и действовать (привет, Артек!), было очень тяжело: потому что решение казалось скоропалительным и многого не учитывающим, некрасивым, непроработанным, над ним неплохо было бы еще подумать. Месяц, а лучше годик-другой. Которых не было. Да, действовать приходилось, иногда даже получалось неплохо, но внутреннего удовлетворения не было.

И я много думал, откуда это большое и мешающее, потому что далеко не во всех людях я это обнаруживал. И понял, что из детства. Потому что мир большой — со сложной красотой, с самоподзаводом, с готовностью преодолевать, со стремлением к идеям, смыслу — это дал мне папа.

А мир малый — дала мне мама.

— Что надо внимательно смотреть на людей и ориентироваться на их реакции.
— Что есть простые вещественные радости, а если нет, то и смыслы могут поблекнуть (в неудобных кроссовках метафизика Шопенгауэра хреново заходит).
— Что надо глядеть в магазине на срок годности сметаны (хотя, казалось бы, зачем?) и нельзя ходить в этой куртке, потому что уже не октябрь, а ноябрь (как одежда связана с календарем?).
— Что можно переживать, услышав, что в зоопарке у белой медведицы родилось три медвежонка и все умерли — как она там?
— Что можно обнаружить банку меда, на котором написано: «Мед вкусный. Чужим не давайте. Ешьте сами».
— Что надо передать родственникам маринованную тыкву, потому что им тоже хочется вкусненького.
— Что необязательно думать на год-три-пять-какое-милые-у-нас-тысячелетье-на-дворе, а стоит посмотреть, чтобы этот, именно этот день прошел хорошо — утром, днем и вечером — для себя и других.

И в этом 2022-м, когда у всех нас рухнул мир большой — идей, смыслов, концептов, архетипов и онтологий — совсем плохо стало тем, у которых не оказалось мира малого. У меня он оказался.

Недавно я гулял по привычному вечернему маршруту, по парку вдоль моря, и в наушниках слушал совершенно замороченный диалог Шульман и Строцева о сериале «Кольца Власти», непереведенном 14-томнике Толкина, падении Нуменора и Второй эпохе. И так это было концентрированно, что я полностью в это ушел. А потом понял, что руки совсем замерзли, но перчаток не было. Я точно знал, что не было, а ведь мама еще сказала взять, а я ответил, что не надо, тепло и вообще пошел так. Чтобы согреться — я положил руки в карманы и… там перчатки были. Их туда незаметно положила мама.

Сегодня у хозяйки моего малого мира день рождения. Мамулька, привет!

Две зарисовки себе на день рождения.

Первая

Я много лет ходил в водные походы. С моей любовью порефлексировать много раз думал — и придумывал разное. Пока не понял главного. Поход — это по сути глупость. Потратить 10 дней на то, чтобы пройти расстояние, которое поезд проезжает за полчаса? Набрать каких-то не самых удобных вещей, купить не самую вкусную еду и поехать в не самый… нет, в самый не тот климат — чтобы таскать тяжести, мокнуть и мерзнуть и неудобно спать? Это все крайне нелепо и неэффективно. Но это очень важный опыт — отринуть целесообразность, высокие идеи и просто выполнять механические действия (ставить палатки, рубить дрова, грести, разбивать/собирать лагерь) и радоваться им. «И завтра будет тот же день, что был вчера…» И надо успеть до дождя, запеленать в сухое пачку сигарет и подкачать чуть сдувшийся борт байдарки. А потом все это повторить. Маленькие дела, сплетенные в вереницу часов и дней. Зачем? Чтобы достигнуть конечной точки, которая просто поставлена на карте. Но ведь до нее можно на самолете… на поезде… на машине… Неважно, просто ставить себе точки и… доплыть до первой, до другой, третьей. А потом закрываешь этот опыт, а за ним уже вновь — ритм, смыслы, эффективность, перспективы… Но важно, что есть опыт, когда эти категории отходят на второй план, а ты можешь двигаться шагами маленьких рутинных дел. В 2022 году этот опыт очень пригодился.

Вторая

В 2022 году этот опыт очень пригодился. О карьере говорить стало смешно. О стремлении работать в какой-то суперкрутой организации, которая на пару этажей выше всех мечт — тем более. О перспективах, которые будут… Расширять круг новых людей стало просто страшно — оказывается, они могут выглядеть как настоящие, пока не расскажут с улыбкой и неморгающими глазами какую-то the hton`. Придумать новый проект, разработать его, найти на него деньги и… обнаружить, что они токсично государственные? Все это — карьера, перспективы, новые люди, проекты — все, что составляло ценности Большого мира, в котором я чувствовал себя всегда неплохо, в этом году закончилось.

И я уехал. И остался мир Малый: что буду сегодня есть сам, а что завтра семья? как там, где не я, родные люди? как получить карточку / проездной / страховку? как сделать, чтобы Вова поменьше «поговорил о важном» (надеюсь, что его невнимательность тут сработает во благо). И вот так — маленькими шагами и не задумываясь о длинных перспективах. Собирать по кусочкам маленький мир, откидывая 4 известных кубика — «ж», «о»…

А еще я очень благодарен одному хорошему Погодину, который для меня, воспринимающему мир через слова, просто переназвал происходящее. Это не «от... к...», не «из... в...» и не «выйди из комнаты, выбей ногой дверь» и проч. Это просто Приключение, которое приключилось (а приключений на свою эгу я люблю). И это просто Дорога, которая куда-то ведет. А как говорит «одна знакомая учительница©», в дороге путнику можно отступать от того, что считалось правильным.

На этот день рождения я хочу пожелать себе через год перечитать этот текст и улыбнуться.

Я в пути. И нет у меня
Никаких тревог и забот.
Одинокая лодка моя,
Разрезая волну, плывет.

А давайте я расскажу вам потешную историю, которая сегодня завершилась. Или, скорее, продолжилась.

В 1990 году я перешел в 10 класс в другую школу. Опустим здесь как факт малозначительный, что из прежней школы меня — одного-единственного из трех в параллели классов — исключили за «хорошую» успеваемость, это значения не имеет. Для представления о времени скажу лишь, что поход в то время в школу в пиджаке (или куртке) с неправильными пуговицами был уже некоторым фрондерством. Историю нам преподавала прожжённая коммунистка Каролина Семеновна, а литературе учила тетенька (имя не вспомню, да и бог с ней), которая славилась тем, что из урока в урок задиктовывала классу конспекты и поощряла тех, у кого было все красиво и аккуратно. Ну а как еще преподавать литературу по-другому, верно же?

И вот где-то в октябре 10 класса, видимо, желая отвечать ветрам перемен, учительница применяет крайне оригинальный методический прием. Говорит классу: «Дети, давайте выучим стихотворение не по программе, а то, которое вы любите и хотите прочитать». От сего педагогического экзерсиса ученики в экстатический аут почему-то не выпали, а обладая большим имитационным опытом (о, как мы, советские дети, умели имитировать что угодно — можно диссертации писать!), решили выучить что угодно, но главное, чтобы не особо длинно — на строфу, максимум две. А я тогда много слушал и как-то запомнил полностью «Карл был добрым парнем и сердцем чист, Карл был музыкант, Карл был кларнетист» и нередко очаровывал разных барышень чтением сего пространного шедевра.

И вот после откровенно и на голубом глазу халявивших одноклассников выхожу я — не весь и не в белом — и начинаю читать «Карла».

На словах «И как-то под утро паскудная девка Украла у Карла кларнет» учительницу перекосило. А мне самому процесс так понравился, что я начал декламировать текст, как говорится, с выражением. То есть громко. Слова «рэп» мы тогда не знали, поэтому отбивая ритм на первой парте, я маяковскичал:

Если душно душе, если тошно — то что ж,
На руках есть вены, под руками нож,
Но это выход на случай, если выхода нет,
А что выхода нет — это ложь.

Если небом дан дар, хватит сил и на то,
Чтоб и этот удар, и еще черт-те что
Пережить, и воду святую, которой ты полон,
Донести, тем кто жаждет, кто ею пустой.

Когда дошли до «В тот же вечер окрыленного Карла Поджидала у дома урла», литераторша начала орать, а после слов «Все на нуль одним махом — теперь он монах, Он махнул на все и всех послал на х...» в визге уже себя не помнила и бегала за мной между партами с требованием прекратить. Не догнала, поэтому классу посчастливилось дослушать сагу о Карле на бегу до самых «И мы выпьем с тобою За тех, кто прибит на кресте». После чего поэтический эксперимент в 10-а классе почему-то не продолжился и мы вернулись к заполнению конспектов.

А меня отвели к директору Светлане Яновне (хоспади, зачем я их помню?), которая за эту выходку в наказание исключила меня на неделю из школы. Чему я был очень рад и замечательно эту неделю прогулял.

Потом было много всего. Я знал о концертах Наумова, но не попадал на них — они всегда были камерными. Слушал и любил как его самого, так и учеников — Калугина и Комарова. А сегодня, через 32 года, после концерта с аудиторией в маленьком зальчике на 40 человек подошел к ЮН и рассказал эту историю.

Мне кажется, что автору понравилась мысль, что его — классика — уже в 1990-м году в школе читали:)

P.S. Ну а если вы настолько дикие, если ваша жизнь прошла бессмысленно и если вы не слушали «Карла» — то помочь в этом вам могу только я.